Базовая привязанность человека — это спинной мозг психики, психологии и его личности. Это способ взаимодействия с самим собой, людьми и миром. Это витальная жизненная функция, позволяющая нам любить жизнь, находить смыслы даже в самых трудных ситуациях и развиваться.
Сейчас выделяют 5 основных типов привязанности — безопасная, тревожно-амбивалентная, избегающая, изолированная и дезорганизованная. Последние дополнения разделили избегающую и изолированную — первая про страх близости и общения, вторая про недостойность людей вокруг, чтобы с ними строить отношения. В чистом виде мы их не встретим, за редким исключением, а вот все наши запросы к психологу сводятся к бесконечному узору сочетаний сформировавшихся привязанностей с теми или иными людьми, генетикой и внешними факторами.
Травма привязанности (ТП) возникает тогда, когда ребенок не получает на себя позитивного отклика от родителей, когда не завладевает на начальном уровне их сознанием и любовью, когда не получает необходимых навыков проживания и переработки своих чувств. Тогда любая близость, напоминающая в определенный момент базовую, запечатленную опытом ребенка с его родителями, будет формировать реакцию «избегание неизбежного». И это порождает создание порочного круга импульсивного поведения «я хочу близости — я боюсь при этом своих негативных переживаний от близости — убегаю в безопасное место контроля и одиночества».
Признаками ТП являются:
— импульсивное, непоследовательное поведение;
— травматичный опыт, который никак не удается принять;
— любой вид зависимости и злость на попытки предложить помощь;
— соскальзывание, уход в себя, бурную деятельность или болезнь при любой попытке пережить избегаемые чувства;
— повторение сюжета со своими детьми с невозможностью остановить/исправить в себе то, что самому навредило в детстве;
— крайняя идеализация или обесценивание партнера, жизненных ситуаций, невозможность увидеть полутона;
— собственные дети не обращаются к человеку за помощью тогда, когда им нужна поддержка или утешение.
Это базовая поломка психологического генома, которая может усугубляться генетикой и внешней средой и тогда мы видим яркие проявления личностных расстройств (пограничное, нарциссическое, шизоидное, психопатическое). Или этой же средой нивелироваться, например, любящая бабушка и тогда можно выйти на высокофункциональный уровень проживания своей ТП. Вся последующая жизнь человека опирается на эту основу для взаимодействия с самим собой, людьми и миром.
ТП развивается из определенного контакта, отношений или их отсутствия, поэтому актуализируется, воспроизводится всегда там же. Получается, что есть потребность в близости, в общении, в соразделении опыта, но нет ресурса переработать то, как другой человек эту близость воспринимает, что в нее готов вкладывать или получать. Хочу контакта, но только на моих условиях, к другому не готов.
За время изучения нарушений привязанности и ее последствий для жизни человека появились способы, практики, помогающие не только поддерживать качество жизни, но и развиваться, доращивать себя до эмоциональной зрелости.
Мы все хотим, чтобы нас любили, если нет – то восхищались, а если нет – то боялись, если нет – то ненавидели и презирали. Душа содрогается перед пустотой, любой ценой стремясь к контакту (Яльмар Сёдерберг).
Человек (его психика) так устроен, что он ничего не знает о своём существовании до тех пор, пока не отразится в глазах другого. Младенец получает базовую информацию о себе и происходящем вокруг через близость с матерью, сливаясь с её настроением, гормональным фоном, переживаниями. Материнская послеродовая депрессия, оставление без ухода и заботы или эмоциональное невключение в ребенка напрямую влияют на развитие его мозга, когнитивного и эмоционального интеллекта.
То есть именно сами отношения как таковые и затем уже их качества являются самым важным залогом формирования психики ребенка. Так закладывается привязанность сначала к матери, а затем ко всему окружающему миру. И от того, какая именно базовая привязанность нами усвоена, так мы и строим любые отношения – с близкими людьми, с теми, с кем пересекаемся иногда и даже с нашими ресурсами (временем, здоровьем и деньгами).
Какой-то одной, в чистом виде привязанности на практике не встречается, это всегда микс и сочетание в зависимости от того, с кем конкретно и какие были отношения у ребенка. Например, в контакте с мамой было тепло и безопасно, а папа вызывал страх, бабушка баловала и любила таким, какой есть, а воспитатель в детском саду постоянно ругала. Что получим? К женской фигуре будет базовое доверие, в отличие от опасения перед мужчинами, люди старшего поколения буду восприниматься, как поддерживающие фигуры, в кого можно упасть со своей болью, а вот начальники или представители власти будут вызывать напряжение и ожидание тычка.
Но привязанность не только про то, как мы воспринимаем людей, но и про то, как мы удовлетворяем свои потребности в контакте. Если у ребенка в опыте сложилось понимание, что он достоин любви только по факту своего рождения и ее не нужно заслуживать, то именно эта установка будет определять, как он ведет себя с окружающими – его базовое доверие к миру и ощущение своей «окейности» помогают строить здоровые отношения без игр и манипуляций. При этом, если у того же ребенка опыт получения любви состоял в том, что её нужно заслужить поведением, оценками, удобностью, реализацией родительских ожиданий, то и во взрослой жизни он будет вынужден делать хорошо тем, кем дорожит в ущерб себе и своим интересам.
Если любовь и внимание ему доставались только после ссоры или обиды, меняющей мамино раздражение на жалость к ребенку и его слезам, то нужно ли говорить, что в отношениях уже взрослый человек будет искать свою жертву, даже провоцировать других людей на конфликт, чтобы стать обиженным и тогда по праву ожидать любви. Такой человек нуждается в вине других перед собой, так как не знает иного способа близости.
Распространенная история нежности к ребенку в момент его болезни. Здоровый он как бы сам по себе бегает, а вот больного можно пожалеть, побаловать. И тогда это становится усвоенной тактикой нежности к самому себе – работать до изнеможения пока не сляжешь, требовать от других включенности и слегка, но слышно вздыхать от недостаточной заботы от близких.
На ребенка могли эмоционально откликаться только тогда, когда он вел себя запредельно с точки зрения социальных и моральных норм. То есть искреннее внимание от близкого человека было доступно только при неприемлемом для взрослого поведении и ребенок его методично осваивал, подбирал наиболее откликающийся резонанс. Взрослея такой человек не способен находится в устойчивых теплых и нежных отношениях без конфликтов и их провоцирования, так как он не верит в них, не имеет усвоенного опыта заинтересованности в себе без негативной причины.
Всё это подходит и под манипуляции взрослыми в отношениях, где они тем или иным способом получают признание, внимание или какую-то выгоду – это их раннее знание о том, как любить, дружить и просто общаться.
Поэтому для каких-либо перемен в том, как мы строим отношения с другими людьми недостаточно просто по другому поступать – хотя и одно это уже меняет качество жизни – придется расшатывать и оспаривать базовые установки о себе, о мире и о людях вокруг.
Елена Нагельман
Говоря о токсичных отношениях между людьми, подразумевают манипуляции, психологический/физический абьюз со стороны одного и потерю чувства достоинства, самоуважения, психологические нарушения со стороны другого. Токсичными их делает длительность пребывания в этих отношениях, когда объем отравляющего психику воздействия превосходит возможности этой самой психики справляться с негативным нарушением границ. Именно поэтому токсичность происходит в отношениях с близкими людьми, расстаться с которыми для человека невозможно.
Вроде бы акценты тут ясны, если в контакте с кем-либо мне плохо или я чувствую себя плохим, то речь идет о токсичности взаимодействия, говорить о котором сейчас уже всё более можно, даже если речь идёт о самых значимых людях.
Но бывает токсичность, которую человек сам создаёт и поддерживает, обожествляя, делая сверхзначимым для своей жизни кого-то, кого постоянно носит в своей голове. Делает он это не осознанно, а скорее выученно, называя любовью, обожанием, преданностью, которые требуют отказа от своей воли и сознания, а значит от своих ресурсов и души.Неважно, кто становится этим главным человеком — родитель, ребенок, партнер, руководитель религиозной общины — всё будет отравлением инородного сознания, вытесняющим твоё собственное Я. В психологии это называется контаминацией — когда наша Взрослая часть, отвечающая за связь с реальностью подчинена ранним деструктивным убеждениям, ложным представлениям о себе, непереносимым чувствам, требующим отказа от себя в пользу другого. В духовных практиках это отказ от своей души, от обязанности реализовать себя через жизнь — по сути один самых страшных грехов «внутреннего» самоубийства. Но у этого механизма есть глубокие психологические причины существования от снятия с себя ответственности за свою жизнь до стремления продолжать жить рядом с тем родителем, который требовал для себя такой жертвы от ребенка.
В некоторых случаях этот «святой» человек ничего не знает о существовании фаната и никак не влияет, не подогревает бред увлеченности им. Но зачастую наоборот — не только знает, подогревает, но и жизненно нуждается в этом больном слиянии. Критериями подобной токсичности является состояние, при котором жизнью, выбором, эмоциональным самочувствием, уровнем самоуважения взрослого человека руководит больная мама, любимый ребенок, дорогоймуж, любой другой кумир. Это своеобразная секта созависимости от другого – пусть даже самого близкого и дорогого человека, в которой вход рубль, а выход два. Человек подсаживается на иллюзию о своей значимости в жизни другого, заполняя тем самым свои эмоциональные дефициты.
Если не остановить, не перенаправить эти сценарные маховики, осознав вред и бесперспективность достижения венца величия в жизни другого, то это передаётся по наследству уже детям в виде всё тех же ложных знаний и установок. У жертвенности глотка ненасытная и тот, кто сам был всю жизнь в угоду для кого-то потребует этого и от своих детей.
Контакт ребенка с матерью является прообразом его будущей модели взаимоотношений с миром. Здесь ребенок узнает о себе — насколько он хороший, любимый, ценный и о мире – безопасный, принимающий. Формируется скелет, на который нарастает собственный опыт и знания, полученные из других источников.
На этом идиллия заканчивается потому, как не менее важной задачей матери является своевременное выталкивание ребенка из своей лодки. Холодно, грустно и захлебываешься. Фигура матери в этот период превращается из феи в мачеху, от нее уйти не только проще, чем от доброй и уютной, любящей женщины, но и безопаснее. Этот заплыв называется инициацией, после которого детство остается в прошлом и мать воспринимается значимой, но не определяющей курс жизни фигурой. Расставание, отделение себя от убаюкивающего контакта дается не просто – ребенку и матери необходимо увидеть не только близость и сходство, но и пропасть различий. Весь подростковый возраст посвящен приноравливанию к прыжку с бортика той самой лодки.
Уже в своей жизни, без прямого воздействия матери, человек создает отношения с окружающим его миром, транслирует ожидания по сложившемуся конструкту базового контакта. Как ко мне относятся люди, что мне от них ждать, чего от меня хотят, достаточно ли я хорош или это необходимо заслужить, кто я среди них и имею ли право здесь вообще находиться? Вот здесь и проявляется уже цельный образ матери (надежная и любящая, отталкивающая и злая), который помогает сформировать знания о мире, как о разностороннем сюжете, где всему есть место. Это помогает обрести пластичность действий и устойчивость реакций.
Часто наблюдается перекос в знаниях о матери, которые человек вынес из этого контакта: для кого-то он так и остался приторно сладким, но есть и те, у кого от боли, как от дыма, слезятся глаза. Изменить прошлое невозможно, переделать маму с тем же успехом. Предлагается выбор: или пожизненная война с прошлыми сценариями и зависимость от этой материнской фигуры, или признание за мамой прав, ошибок и возможность собственного управления своей жизнью. В первом случае, человек может и доплыл до своей лодки, но от материнской далеко не отходит, все время на нее веслом указывает и буксирный трос всегда под руками держит. Во втором, может плыть в одном с ней направлении или в противоположном, образ матери и связанный с ней опыт – для него комната с артефактами, которыми можно пользоваться и помогать себе. Но компас, как и курс, у него свой.
