Базовая привязанность человека — это спинной мозг психики, психологии и его личности. Это способ взаимодействия с самим собой, людьми и миром. Это витальная жизненная функция, позволяющая нам любить жизнь, находить смыслы даже в самых трудных ситуациях и развиваться.
Сейчас выделяют 5 основных типов привязанности — безопасная, тревожно-амбивалентная, избегающая, изолированная и дезорганизованная. Последние дополнения разделили избегающую и изолированную — первая про страх близости и общения, вторая про недостойность людей вокруг, чтобы с ними строить отношения. В чистом виде мы их не встретим, за редким исключением, а вот все наши запросы к психологу сводятся к бесконечному узору сочетаний сформировавшихся привязанностей с теми или иными людьми, генетикой и внешними факторами.
Травма привязанности (ТП) возникает тогда, когда ребенок не получает на себя позитивного отклика от родителей, когда не завладевает на начальном уровне их сознанием и любовью, когда не получает необходимых навыков проживания и переработки своих чувств. Тогда любая близость, напоминающая в определенный момент базовую, запечатленную опытом ребенка с его родителями, будет формировать реакцию «избегание неизбежного». И это порождает создание порочного круга импульсивного поведения «я хочу близости — я боюсь при этом своих негативных переживаний от близости — убегаю в безопасное место контроля и одиночества».
Признаками ТП являются:
— импульсивное, непоследовательное поведение;
— травматичный опыт, который никак не удается принять;
— любой вид зависимости и злость на попытки предложить помощь;
— соскальзывание, уход в себя, бурную деятельность или болезнь при любой попытке пережить избегаемые чувства;
— повторение сюжета со своими детьми с невозможностью остановить/исправить в себе то, что самому навредило в детстве;
— крайняя идеализация или обесценивание партнера, жизненных ситуаций, невозможность увидеть полутона;
— собственные дети не обращаются к человеку за помощью тогда, когда им нужна поддержка или утешение.
Это базовая поломка психологического генома, которая может усугубляться генетикой и внешней средой и тогда мы видим яркие проявления личностных расстройств (пограничное, нарциссическое, шизоидное, психопатическое). Или этой же средой нивелироваться, например, любящая бабушка и тогда можно выйти на высокофункциональный уровень проживания своей ТП. Вся последующая жизнь человека опирается на эту основу для взаимодействия с самим собой, людьми и миром.
ТП развивается из определенного контакта, отношений или их отсутствия, поэтому актуализируется, воспроизводится всегда там же. Получается, что есть потребность в близости, в общении, в соразделении опыта, но нет ресурса переработать то, как другой человек эту близость воспринимает, что в нее готов вкладывать или получать. Хочу контакта, но только на моих условиях, к другому не готов.
За время изучения нарушений привязанности и ее последствий для жизни человека появились способы, практики, помогающие не только поддерживать качество жизни, но и развиваться, доращивать себя до эмоциональной зрелости.
Мы все хотим, чтобы нас любили, если нет – то восхищались, а если нет – то боялись, если нет – то ненавидели и презирали. Душа содрогается перед пустотой, любой ценой стремясь к контакту (Яльмар Сёдерберг).
Человек (его психика) так устроен, что он ничего не знает о своём существовании до тех пор, пока не отразится в глазах другого. Младенец получает базовую информацию о себе и происходящем вокруг через близость с матерью, сливаясь с её настроением, гормональным фоном, переживаниями. Материнская послеродовая депрессия, оставление без ухода и заботы или эмоциональное невключение в ребенка напрямую влияют на развитие его мозга, когнитивного и эмоционального интеллекта.
То есть именно сами отношения как таковые и затем уже их качества являются самым важным залогом формирования психики ребенка. Так закладывается привязанность сначала к матери, а затем ко всему окружающему миру. И от того, какая именно базовая привязанность нами усвоена, так мы и строим любые отношения – с близкими людьми, с теми, с кем пересекаемся иногда и даже с нашими ресурсами (временем, здоровьем и деньгами).
Какой-то одной, в чистом виде привязанности на практике не встречается, это всегда микс и сочетание в зависимости от того, с кем конкретно и какие были отношения у ребенка. Например, в контакте с мамой было тепло и безопасно, а папа вызывал страх, бабушка баловала и любила таким, какой есть, а воспитатель в детском саду постоянно ругала. Что получим? К женской фигуре будет базовое доверие, в отличие от опасения перед мужчинами, люди старшего поколения буду восприниматься, как поддерживающие фигуры, в кого можно упасть со своей болью, а вот начальники или представители власти будут вызывать напряжение и ожидание тычка.
Но привязанность не только про то, как мы воспринимаем людей, но и про то, как мы удовлетворяем свои потребности в контакте. Если у ребенка в опыте сложилось понимание, что он достоин любви только по факту своего рождения и ее не нужно заслуживать, то именно эта установка будет определять, как он ведет себя с окружающими – его базовое доверие к миру и ощущение своей «окейности» помогают строить здоровые отношения без игр и манипуляций. При этом, если у того же ребенка опыт получения любви состоял в том, что её нужно заслужить поведением, оценками, удобностью, реализацией родительских ожиданий, то и во взрослой жизни он будет вынужден делать хорошо тем, кем дорожит в ущерб себе и своим интересам.
Если любовь и внимание ему доставались только после ссоры или обиды, меняющей мамино раздражение на жалость к ребенку и его слезам, то нужно ли говорить, что в отношениях уже взрослый человек будет искать свою жертву, даже провоцировать других людей на конфликт, чтобы стать обиженным и тогда по праву ожидать любви. Такой человек нуждается в вине других перед собой, так как не знает иного способа близости.
Распространенная история нежности к ребенку в момент его болезни. Здоровый он как бы сам по себе бегает, а вот больного можно пожалеть, побаловать. И тогда это становится усвоенной тактикой нежности к самому себе – работать до изнеможения пока не сляжешь, требовать от других включенности и слегка, но слышно вздыхать от недостаточной заботы от близких.
На ребенка могли эмоционально откликаться только тогда, когда он вел себя запредельно с точки зрения социальных и моральных норм. То есть искреннее внимание от близкого человека было доступно только при неприемлемом для взрослого поведении и ребенок его методично осваивал, подбирал наиболее откликающийся резонанс. Взрослея такой человек не способен находится в устойчивых теплых и нежных отношениях без конфликтов и их провоцирования, так как он не верит в них, не имеет усвоенного опыта заинтересованности в себе без негативной причины.
Всё это подходит и под манипуляции взрослыми в отношениях, где они тем или иным способом получают признание, внимание или какую-то выгоду – это их раннее знание о том, как любить, дружить и просто общаться.
Поэтому для каких-либо перемен в том, как мы строим отношения с другими людьми недостаточно просто по другому поступать – хотя и одно это уже меняет качество жизни – придется расшатывать и оспаривать базовые установки о себе, о мире и о людях вокруг.
Елена Нагельман
Контакт ребенка с матерью является прообразом его будущей модели взаимоотношений с миром. Здесь ребенок узнает о себе — насколько он хороший, любимый, ценный и о мире – безопасный, принимающий. Формируется скелет, на который нарастает собственный опыт и знания, полученные из других источников.
На этом идиллия заканчивается потому, как не менее важной задачей матери является своевременное выталкивание ребенка из своей лодки. Холодно, грустно и захлебываешься. Фигура матери в этот период превращается из феи в мачеху, от нее уйти не только проще, чем от доброй и уютной, любящей женщины, но и безопаснее. Этот заплыв называется инициацией, после которого детство остается в прошлом и мать воспринимается значимой, но не определяющей курс жизни фигурой. Расставание, отделение себя от убаюкивающего контакта дается не просто – ребенку и матери необходимо увидеть не только близость и сходство, но и пропасть различий. Весь подростковый возраст посвящен приноравливанию к прыжку с бортика той самой лодки.
Уже в своей жизни, без прямого воздействия матери, человек создает отношения с окружающим его миром, транслирует ожидания по сложившемуся конструкту базового контакта. Как ко мне относятся люди, что мне от них ждать, чего от меня хотят, достаточно ли я хорош или это необходимо заслужить, кто я среди них и имею ли право здесь вообще находиться? Вот здесь и проявляется уже цельный образ матери (надежная и любящая, отталкивающая и злая), который помогает сформировать знания о мире, как о разностороннем сюжете, где всему есть место. Это помогает обрести пластичность действий и устойчивость реакций.
Часто наблюдается перекос в знаниях о матери, которые человек вынес из этого контакта: для кого-то он так и остался приторно сладким, но есть и те, у кого от боли, как от дыма, слезятся глаза. Изменить прошлое невозможно, переделать маму с тем же успехом. Предлагается выбор: или пожизненная война с прошлыми сценариями и зависимость от этой материнской фигуры, или признание за мамой прав, ошибок и возможность собственного управления своей жизнью. В первом случае, человек может и доплыл до своей лодки, но от материнской далеко не отходит, все время на нее веслом указывает и буксирный трос всегда под руками держит. Во втором, может плыть в одном с ней направлении или в противоположном, образ матери и связанный с ней опыт – для него комната с артефактами, которыми можно пользоваться и помогать себе. Но компас, как и курс, у него свой.