У ревности есть душа и даже имя.
Вспомните, как и при каких обстоятельствах вы ревнуете? Вы активны при этом, проясняете и даже шумите? Или сжимаетесь в состоянии “замри” и просто ждете, что вас бросят? У ревности две ноги: страх — злость и в зависимости от того, что было с вами в раннем детстве, то и определяет, будете ли вы предвкушать отвержение или биться в конкуренции. И это же знание поможет разобраться с ревностью, как с последствиями своего пережитого, а теперь активно предъявляемого партнеру. Но по порядку.
Для того чтобы разобраться в нашей ревности и её проявлениях, нам необходимо вернуться в базовую привязанность. Эта самая важная связь (сильнее связи с Богом) создается в первые 6 месяцев рождения самым главным человеком — мамой. Папа приходит потом, все родственники посмотреть-потискать тоже. Мама весь мир и первая влюбленность, как писал Фрейд. Важно отметить, что привязанность создают именно взрослые, ребенок может лишь подхватить то, что дают и как-то на это отреагировать. Он даже оттолкнуть это не может или взять что-то выборочно.
Если в этот период все было благополучно, потребности ребенка своевременно мамой удовлетворялись, она была не просто эмоционально доступна для малыша, а испытывала к нему нежность и любовь, то привязанность формируется в доверии сначала к маме, а затем и к миру, к людям. Становясь взрослым такой ребенок знает, что мир к нему добр, никаких подвохов или намеренных желаний его обмануть просто не существует. Если что-то случается, то у этого есть причина и она не в том, что его не любят. Любят, но выбрать могут себя, свои интересы и счастье. Такой взрослый знает, что на каждую печаль будет добрый отклик, потому как мама своим чутким вниманием прошила это в его систему мировоззрения. Вместо ревности здесь доверие, уважение к выбору другого и печаль в случае расставания, которая сменяется надеждой на то, что всё будет хорошо (мамин отклик).
Но довольно часто бывает несколько иначе и даже если мама очень хочет вкладываться любовью в создание этой привязанности, ей бывает просто нечем это делать. Неважно по какой причине — не хватает ресурса для такой инвестиции. Не вдаваясь в подробности как это может происходить и влиять на ребенка в долгосрочной перспективе, скажу только, что в этом случае формируется устойчивый, базовый страх потери контакта, разрыва. Мамы не хватает, а значит ребенок с неудовлетворенными потребностями, с которыми ему самостоятельно не справиться. Для ребенка этот страх — ожидание смерти, бессилие, ужас. Узнаете проявления ревности у некоторых взрослых? Панический морок, что объект уйдет, питающая связь будет прервана и я не выживу. Так формируется созависимость, как защита от необходимости справляться со всей своей ранней неудовлетворенностью в одиночку. У такой ревности именно страх потерять партнера (ребенка, друга, чье-то внимание) и стремление его удержать, иногда любой ценой.
Если в ревности человек больше фокусируется на том, кто именно может угрожать отношениям (любовник, невестка, коллега), то здесь проявляется конкуренция сиблингов. Она всегда за внимание мамы — кто более любимый, нужный, значимый. Формируется подобная конкуренция в психике ребенка с 3‑х лет и её целью также является удержание связи с матерью и устранение тех, кто может этому помешать. “Я здесь самая любимая” говорит жена потенциальной любовнице мужа. “Я здесь самая главная” отвечает ей свекровь. И разворачивается битва за “маму”, которая возможно и поводов для ревности-то и не давала, но внутри столько ранней злости, что её просто требуется в целях оздоровления куда-то размещать. И вот он повод, как подходящий случай.
Если с ревностью приходят за помощью в психотерапию, то важно понимать из чего она состоит (отвержение или конкуренция) и уже отталкиваясь от этого пробовать распутать в себе этот ранний узел из недоверия, страха и злости. Именно пробовать, потому как в этом процессе неизбежно придется встретиться с первоисточником своей ревности и осознать, что происходящее со мной здесь и сейчас — это реакция на там и тогда. Никаких других людей в моей собственности больше не существует, ни над кем я не властвую и и никто мне не принадлежит. Даже мои собственные дети. Поэтому каждый будет выбирать себя и свое благополучие, а не мои страхи и интересы.
Но для того, чтобы и самому разрешить себе делать такой выбор, принять такой выбор по отношению ко мне, придется много раз поговорить с той душой, к которой я все еще так привязан. Придется оплакать вместе со своей внутренней мамой (не реальной!) наше прошлое, которое я все пытаюсь изменить, ревнуя уже других людей. Ведь я всё еще надеюсь, что ревность их остановит и они наконец удовлетворят мои потребности. Как мама.
Отношения с родителями — одни из самых значимых для любого человека на протяжении всей его жизни. Даже когда мы вырастаем, создаем свою семью и уже полностью отделяемся, мы смотрим на этот мир, на своих партнеров и детей через глаза ребенка своих родителей. Мы и с собой поддерживаем те же отношения, что проживали в детстве со значимыми для нас взрослыми. С той лишь разницей, что маленькими мы буквально физически зависели от родителей, их расположения к нам, а когда выросли, стали зависеть от их уже внутренних образов внутри нас, давно ставших неотъемлемой частью нашего Я. Для кого-то это пресловутый внутренний критик, страх двигаться дальше и его-то достигать, а для кого-то это добрые глаза и теплые, щедрые руки.
С родителями можно разъехаться, перестать общаться, но вот расстаться и забыть не получится, невозможно психически здоровому человеку исключить из себя истоки своего происхождения, это сумасшествие. Поэтому значимость отношений с родителями (особенно с мамой) важна практически для каждого из нас, я еще не встречала клиентов, которых бы не волновала эта тема так или иначе. Но что делать, если нет взаимопонимания, тепла или любви с теми, кого природа определила нам в самые близкие люди? Если рядом с родителями уже взрослый человек чувствует себя неудачником, плохим и виноватым ребенком, хотя ему 50 лет и он директор в большой компании? Возможно ли преодолеть различия в мировосприятии, отношении воспитания детей-внуков, пониманию границ и взаимного уважения?
Ответы здесь всегда туманны — в этих отношениях участвуют люди, сцепленные не только близостью любви, но и семейными сценариями, родовыми травмами, конкуренцией за право быть самым лучшим, умным или нуждающимся. Между родителями и их детьми такая степень близости, которая начинается со слияния и далеко не всегда из этого состояния выходит, поэтому всё светлое и потаенное темное сознание одних передается по наследству другим. И дети всю свою жизнь занимаются ревизией доставшегося добра, что подходит, нужное и дорогое, а что оставить или вернуть.
Давайте попробуем хоть немного разобраться, как и через что мы можем замечать, какие у нас отношения с родителями, что в них нас питает, где мы хотим делиться с ними любовью, а что выматывает, ранит и создает между нами дистанцию. Как поддерживать отношения, если не договориться и для чего вообще в них вкладываться.
Многие и не задаются вопросом, а какие у меня отношения с родителями, подразумевая, что вклад тут двухсторонний. Мы можем привычно в радостные моменты сразу звонить маме или испытывать хроническую вину за свою нетаковость перед ней. И что? Всегда так было, все так живут. Поэтому задайте для начала себе вопрос, как я себя чувствую рядом со своими родителями, когда просто думаю о них или о ком-то из них? У меня поднимается настроение, прилив сил или упадок? Что я при этом о себе думаю и кто еще с этим мнением согласен? Вы удивитесь, насколько токсичной может быть любовь того, кто не давал разрешения на отделение, самостоятельность, свое мнение и собственное счастье. Послушайте для начала себя, в каком вы состоянии рядом с мамой и папой.
Основная проблема, создающая помехи в отношениях — это взаимные претензии, что и кто кому был или есть должен. Претензии рождаются из наивного ожидания, что другой должен быть не собой, а кем-то другим. Другим родителем с иными возможностями обеспечивать материально или способностью иначе любить и по-другому поддерживать. Другим ребенком, который в благодарность жертвует своими интересами ради родителя. Если уже взрослым детям удается убрать претензии к родителям, то и встречное отношение становится легче. Освободиться от инфантильных ожиданий от родителей извинений за причиненный ущерб, недолюбовь и недозаботу получается у того, кто в один момент осознает, что претензиями пытается лбом пробить бетонную стену, пока своя собственная жизнь отложена в сторону и ждет своего хозяина из блужданий в дремучем лесу прошлого. Это своеобразный способ продолжать отношения с родителями, не желая признавать свои возможности от них отделиться. И конечно прекрасное алиби для тех, кто не рискует чего-то достигать, развиваться, проходить через трудности и ошибки, объясняя себе это обидами на тех, кто уже ни на что в их жизни не влияет. Претензии удерживают от страшного открытия “я уже могу сам”.
Если с обидами вы разобрались, то можно посмотреть на качество ваших отношений в виде наличия или отсутствия границ, полагающихся взрослым людям. Это пожалуй главный признак того, что родители признали своего ребенка отделившимся и могущим справляться без их трепетного участия. Если баланс дистанции-близости соблюдается, то с родителями хочется общаться, если нет и вы чувствуете их присутствие там, где вам не нужно (ваш быт, личная жизнь, планы, внешность, мировоззрение), то появляется сигнальная злость. Не отмахивайтесь от неё, поговорите с собой о её причинах. Так вы сможете увидеть, что необходимо изменить в этих отношениях для их же благополучия. Если изменить не получается — родители могут не соглашаться на какие-то иные отношения, нежели привычные для них — придется брать на себя ответственность за регулирование комфортной дистанции в общении. Признак нашей взрослости еще и в том, что мы не ждем от других людей, в том числе от наших родителей, что они сами догадаются, как для нас будет лучше. Не догадаются, а если и так, то с чего им меняться, чтобы было лучше нам, а не им?
На наши отношения влияет и приверженность общим семейным традициям — проводить вместе с родителями какие-то праздники, отмечать важные для семьи даты в расширенном кругу, приглашать всё старшее поколение на дни рождения младших членов семьи. Так создается родовая связь, когда дети перенимают через глаза старших силу семьи, а старики напитываются детским смехом, как подтверждением преемственности, а значит определенного бессмертия.
И конечно благодарность к родителям является по сути желаемым состоянием для любого взрослого человека, при этом не для всех она посильна. В благодарности к родителям прежде всего заинтересованы сами дети, так как именно через это состояние мы получаем доступ к силе и ресурсам рода, а их всегда там в избытке. Род, как система, заинтересован в развитии и процветании, поэтому вкладывается в каждого нового участника способностями, генетикой, наследством, своим уже огромным опытом выживания и живучести. Но чтобы с этим соединяться, нужно иметь эмоциональную связь с родом через своих родителей, признавая их вклад в нашу жизнь. А это и есть благодарность. Даже если нет возможности испытывать уважение или любовь, всегда можно найти основание, за что можно сказать “спасибо!”
Да, описать все эти известные истины несложно, сложно их пропускать через себя, делать частью своей жизни. Сложно принимать решение, что моя жизнь больше не определяется прошлым, я свободен отвязаться уже от него и начать жить свою жизнь. А это всегда подразумевает новые отношения с нашими родителями, где можно любить, заботиться друг о друге, не сливаясь с системой “мать-дитя”. Или попробовать изменить нерабочее и больное, оставаясь в добром отношении к себе даже тогда, когда изменить уже ничего не получается.
Ко мне часто приходят люди, которым трудно выйти из замкнутого колеса самообвинения-самонаказания-самоповреждения, существующего в их сознании, казалось бы, иррационально. Но это лишь на первый взгляд, а дальше появляется история раннего пережитого опыта насилия от близких и самых значимых людей, начинающаяся от постоянных придирок, недовольств и обвинений и простирающаяся до физического и сексуального насилия. У ребенка в силу неразвитости фильтров к поступающей из вне информации отсутствует критическое мышление и всё, всё, что с ним происходит он воспринимает, как результат своего влияния. Дождь пошел, потому что не хочу идти в детский сад, родители ссорятся из-за меня, грустная мама тоже из-за меня, если меня ругают и я для них плохой, значит так и есть. Представьте, что в такой обстановке ребенок живет бОльшую часть своего детства, природой предназначенного для любви, развития, создания безопасной привязанности и доверия к миру.
И вот так по чуть-чуть, почти незаметно формируется накопительное (и потому одно из самых тяжелых) посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР), так формируется внутренний садист, который обязательно будет продолжать уже усвоенное от других поведение – уничтожать самого себя или искать для этого безопасную жертву. Этот паттерн становится наследственной чертой и тот, кто примет решение остановить это на себе, испытает двойной натиск – с одной стороны желание внутреннего зверя предъявить всё то, что пережил сам ребенок, с другой — моральные, этические или духовные требования не причинить ущерба тем, кого любим. Именно отсюда рождается осознанная потребность в прощении, чтобы отпустить прошлое и преобразиться. Потребность перестать пить яд самому в надежде, что от него умрут другие.
К этому крайне непростому решению ведут круги ада по стадиям проживания потери – отрицание, торг, злость, горевание и принятие. Потери надежды на то, что кто-то признает свою вину, компенсирует признанием и любовью нанесенный урон, как-то исправит это замысловатое искажение отношений между ребенком и теми, кому поручено его любить. И только когда появляется жгучее в своей боли понимание, что никто не придет, ничего не признает и в лучшем случае промолчит, а в обычном варианте оправдает себя ситуацией, молодостью, плохостью ребенка, опять же, то появляется выбор: или продолжать падать спиной назад в эту пропасть или уйти в сторону, создавая новую историю про себя самого.
Прощение – это выбор перерасти свою боль, причиненную травматичным опытом. Это решение отпустить ярость, страх, желание отомстить. Но это не воссоединение с обидчиком, не нивелирование последствий, не разрешение вернуться в отношения, не поиск оправданий и не попытка избавить кого-то от ответственности. Это больше прощание с тем, что уже никогда не изменить, чтобы иметь возможность жить по-другому дальше.
Как подойти к этому решению о прощении? Как выйти из замкнутости, создаваемой внутри агрессии, которой так много и для себя самого и своих близких?
В прощении много бессилия от того, что ничего нельзя изменить, как и не получится убедить в своей правоте, не испытать торжество обиженного в момент свершения справедливости. В прощении есть только освобождение больше всего этого не иметь и не желать.
