Наша привязанность, сформированная когда-то к родителям – точнее, её суть — становится стержнем наших взрослых взаимоотношений как с людьми, так и с жизнью в целом. Что не менее важно – привязанность наделяет нас знаниями о самом себе.
Феномен привязанности сейчас на слуху, как и её классификация. Проводятся исследования, затеваются профессиональные споры — механизм завертелся.
Кому неизвестно, что надежная привязанность – это созидающее и помогающее благо, а любая другая (тревожно-амбивалентная, избегающая, дезорганизованная) – наполняет жизнь человека проблемами взаимоотношений, страхами и сложным восприятием самого себя.
Когда взрослый человек по ряду причин (работа с психологом, самостоятельный поиск информации) определяет себя в ту или иную группу, он как правило задается вопросом о том, как можно ситуацию изменить на более благополучную. То, что он нуждается в переменах к лучшему, определяет сам факт поиска информации и подобной рефлексии. Надо отметить, что у взрослого человека есть возможность осуществления подобных перемен, но это требует полноценного участия в контакте с близким и равнозначным партнером. Нарушения, полученные в отношениях, корректируются там же.
Но как часто в эпоху тревожного родительства взрослый решает исправить все, но только в контакте со своими детьми. Ради них, для них и об них, как говорится.
Идея понятная – дать лучшее, то, чего был лишен сам, что-то исправить и сделать как правильно. Ловушка здесь в том, что с ребенком невозможно создать те отношения, формой которой родитель не обладает. Ребенок не равнозначный партнер – он зависимый, не участвует полноценно в обмене привязанностями со взрослым, а формирует её из материала последнего. Отношения с ребенком могут послужить основой общей перестройки мировоззрения человека, может появиться потребность в ином качестве взаимоотношений, но полноценно сформировать и присвоить новый опыт можно именно в отношениях с равными, эмоционально самостоятельными партнерами.
Как это выглядит. Мама с тревожно-амбивалентной привязанностью, склонная к гиперконтролю, решила стремиться к безопасным и надежным отношениям, основанным на доверии и признании границ. Процесс неимоверно трудный, но возможный, если это постепенно распространяется на все сферы её жизни и становится своеобразной философией. В таком случае можно сказать, что потребность в хороших взаимоотношениях с ребенком привела к качественному улучшению жизни. Если это распространяется только на ребенка, а все остальные сферы (личные, профессиональные отношения) жизни не пересмотрены, то это неизбежно приводит к эмоциональному выгоранию от потуг казаться тем, кем не являешься.
Если мама с избегающей привязанностью не владеет положительным опытом близкого контакта, но ради ребенка усиленно пытается проводить с ним как можно больше времени, то это может превратиться в механическое присутствие, посвященное бытовому уходу и интеллектуальному развитию ребенка. Эмоционально мама будет закрыта, но ради правильного пути она постарается быть рядом. Этот обман не проходит бесследно и у ребенка формируется недоверие, «недо» всего значимого для себя. В окружении взрослых это может быть не так заметно, но с ребенком нужен особый контакт, вот только «выжать» его из себя не получится, во всяком случае без ощутимых потерь для себя.
В стремлении к заветному финишу необходимо учитывать позиции на старте. Там, где для одного доверие, эмоциональная открытость и хорошее отношение к себе норма, для другого это многолетний труд и преодоление. В самом по себе стремлении создать с ребенком эмоционально близкие и устойчивые отношения много жизни и любви, но трансформации, которые необходимо осуществить в своем сознании родителю будут успешными только в том случае, когда они системные, корневые. О их появлении можно узнать, когда меняются (укрепляются или завершаются) сложившиеся отношения с людьми, человек чувствует себя свободным, полным жизни, планов, идей. И во всем этом он осознает свою ответственность за происходящее с ним.
Помочь своему ребенку в обретении надежной привязанности с нами можно в тогда, когда мы создаем такую же с окружающими значимыми для нас людьми, меняем свою жизнь в эту сторону. Для этого и существуют психологи и психотерапевты.
Выявить взаимосвязь между этими двумя явлениями стало возможно благодаря активному нейропсихофизиологическому направлению в американских исследованиях. В России эти факты в существующем медицинском и психологическом мироустройстве только начинают приживаться, проливая свет на причины такого туманного и странного для родителей понятия, как СДВГ/СДВ у ребенка.
Не буду описывать суть и значимость дофамина, отмечу только, что этот нейротрансмиттер связан с нашей активностью, стремлениями к достижениям, вознаграждениям (в т.ч. зависимостям). При его избытке наблюдается такое состояние человека, при котором ему вообще ничего не надо от этой жизни – у него все есть, возможна и психиатрия. А вот определенный недостаток – стимул для движения, достижения, конкурирования, азарта к жизни. И тут возникает вопрос баланса и уместности.
Все те же исследования показали, что хоть дофамин и является важной составляющей предпосылок вышеназванных синдромов, но природа возникновения СДВГ и СДВ в этой связи различна. Характеристики гиперактивности при недостатке дофамина проявляются в импульсивности на фоне отсутствия или запаздывания тормозных процессов, повышенной активности с целью этот недостаток компенсировать, быстрое переключение на новые стимулы. Дефицит внимания наблюдается при «некачественной» работе дофамина, что отражается на сниженной активности рабочей памяти и внимания.
При ненормативной выработке дофамина в состоянии ребенка наблюдаются следующие проявления:
С возрастом, сопровождающимся развитием высших мозговых структур, происходит определенная корректировка за счет пусть и запаздывающих, но все-таки появляющихся во внутреннем плане подростка таких новшеств, как контроль, планирование, прогнозирование, установка на цель. Но недостаток остается недостатком в любом возрасте. Взрослого человека с дефицитом дофамина можно узнать по повышенной потребности в физической деятельности, различных зависимостях (от успехов, достижений и покорений тоже). Но здесь есть большое преимущество – недостаток может стать конкурентным достоинством и способом наполнить свою жизнь множеством полезных и ярких событий. У взрослого появляется выбор, у ребенка его еще пока нет.
Иными словами, перспектива может быть очень привлекательной, важно только показать реальные способы, как и почему можно/нужно делать правильный выбор в способах увеличения порции дофамина. Крик на такого ребенка, применение по отношению к нему насилия или любых других деструктивных мер воздействия – прямая дорога к зависимостям, разрушающим его жизнь. А что делать и как быть в данной ситуации – тема отдельной статьи.
Очевидность того, что проблема в ребенке — кажущаяся. Для того, чтобы понять причины возникающих трудностей и устранить их необходимы соответствующие полномочия и ответственность. А всем этим набором обладают именно родители. Так почему к психологу стоит обращаться именно взрослому?
Сразу хочу отметить, что вести ребенка к психологу необходимо, когда им была пережита травмирующая ситуация (насилие, травля, болезнь, угроза жизни, проживание без значимых взрослых), когда он стал свидетелем подобных ситуаций, когда по медицинским показаниям требуется психокоррекция и работа в психотерапии.
Самые частые запросы родителей – запросы о нежелательном, пугающем или неприемлемом поведением ребенка по отношению к ним или к своим обязанностям. Случаи здесь разные, но прослеживаются жирные линии:
— раньше такого не было, ребенка как подменили;
— раньше такое бывало, но сейчас допекло;
— раньше прощалось, а теперь ребенок повзрослел и лишился бонусов несмышленыша.
Заметьте пожалуйста, что проблемы во всех этих ситуациях именно у взрослого. У ребенка они тоже есть, но он своим поведением — не всегда удобным и понятным родителям – приспосабливается к ситуации и даже формирует на основе этого свое мировоззрение.
Исследуя семейную систему (стиль взаимоотношений, правила, иерархию, историю), психолог помогает выявить причины поведения ребенка. Да-да, здоровый ребенок – симптом семьи. Поэтому решение проблемы находится не в изменении поведения ребенка, а в изменении причинной среды этого поведения. Вы удивитесь, как много и трудно работает на семью ребенок, который срывает учебу, часто болеет, уходит в зависимости или совершает асоциальные поступки. Это тот случай, когда взрослый хочет стать..взрослым и берет ответственность на себя.
Познакомить с аспектами возрастной психологии, нормативными кризисами и как со всем этим можно ужиться взрослым. Многие поступки или состояния ребенка мы воспринимаем исходя из сложившейся у нас внутри установки строгого взрослого о том, что ребенок должен быть удобным, тихим, ответственным. У каждого свой голос, но он из нашего детства, где нам не разрешалось быть детьми в полном смысле этого слова. В эти рамки мы встраиваем уже свое родительство и удивляемся и злимся на детей за то, что они рельефом с нашими представлениями не совпадают. Совместно с психологом можно убрать излишние страхи и неоправданные ожидания, освободив себе тем самым место для теплых отношений с ребенком.
Психолог может помочь взрослому в поиске возможностей и причин создания или поддержания эмоционально теплых отношений, основывающихся на взаимной ответственности, любви и границах.
Все это меняет жизнь не только взрослого, но и семьи в целом, освобождая ребенка от необходимости своими симптомами «заботиться» о ней.
С близкого расстояния наблюдаю, как человек буквально кукожится, если в глазах близкого окружения он теряет свою значимость и пространство заполняют такие его характеристики, при которых он становится для них плохим.
Могу предположить, что временами это не без основания, и все-таки, без него там не то, что солнце не встает, но и «крокодил не ловится, не растет кокос». И вот ему говорят, что он плохой. И не просто говорят, но еще и аргументы этому находятся. А жить с плохим солнцем, от которого зависит твое всё – дело, я хочу сказать, бзделоватое и даже, наверное, непереносимое. Тебе нужно, чтобы солнце срочно стало другим, потому, что ты так хочешь и считаешь (здесь еще можно ногой топнуть). И вот здесь ввинчивается вопрос о том, а какое, собственно говоря, дело солнцу до всех этих представлений, граничащих с галлюцинациями о нём — ведь с обязанностями своими оно вполне себе справляется и дело свое знает.
Но солнце с беспокойством пытается всё это недоразумение устранить с помощью таких поступков, которые ему не только не интересны, но и проблематичны в последующем их разрешении. И тогда становится понятным, что всё это нужно только ему самому: и жизненная беспомощность и неустроенность близких, и свои собственные галактические размеры значимости в их жизни. Своего собственного знания о себе у него нет, поэтому необходимо отражаться от других. А значит, каким тебя видят они – такой ты сегодня и дежурный.
Знакомый мой – хороший человек и всё такое, но сколько же времени мы тратим на исполнение этих ритуалов и жертвоприношений, сколько раз мы отказались от самих себя и своего предназначения, долга, в конце концов, под страхом допустить ту мысль, что можно не нравиться другим. Можно ориентироваться на себя, можно выбирать себя, можно уважать самого себя, даже когда не счесть обвинений в свой адрес. Но для этого нужно и знать самого себя, тогда не придется заглядывать с этой целью в глаза напротив.
Что толку в свечении другим, если самого себя ты согреть не можешь?
Представьте, что вам необходимо пробежать 25км. марафон с препятствиями, а привычным видом спорта для вас является смена позиций на диване. Бежать надо — так сказали, потом пригодится. Первый километр еще ничего, держитесь бодро. Дальше ноги заплетаются, огоньку поубавилось, но на трибунах улюлюкают: смотри, все бегут, а ты что, не можешь? И на ваше «не могу» ответом злость, разочарование и раздражение. Ну ведь они-то могут, бегут, подпрыгивают, а ты кривобокий какой-то.
Часть зрителей освистывает тренерский штаб — это ваше недовоспитание, и распущенность. Это вы его плохо палкой бьете, вон смотрите, как наши бегают! Тренерский штаб паникует, пытается оправдаться, дескать да — неумехи, виноваты. И еще сильнее поддавливают на нерадивого бегуна — ровнее, держи строй, улыбайся, возьми себя в руки, успокойся, беги ты уже быстрее. Дыхание затруднено, легкие разрываются, в глазах туман — упал.. Вот бы сейчас тебе руку протянули, помогли, обняли, сил то уже нет и успехи друга Васи не помогают, даже если его все время в пример ставят. Злят — да, дестабилизируют, но не помогают. Тренерский штаб взмывается с группой поддержки (неврологи, психологи, учителя) — ощупывают, осматривают, задают вопросы, обмахивают. С дистанции не снимают, надо бежать. Некоторые бежать начинают вместе или вместо.
За время марафона ребенок постепенно адаптируется, ему становится по силам то, что на прошлом рубеже было труднодостижимо. Разрыв с более везучими участниками постепенно сокращается. Финиш вообще может быть непредсказуем.
Скорость и качество развития ребенка в этот долгий и непростой период напрямую зависит от той среды, которую обеспечивают близкие люди. Главной мишенью являются отношения, через них можно помогать осваивать трудности дистанции.
Если вы родители такого ребенка, то ваша задача не только любить, защищать и помогать, вам придется быть более внимательным к себе, к своим чувствам и реакциям.
Если вы только зритель — это результат лотереи, а не вашего мастерства. Помогите доброй улыбкой, поддерживающими словами или просто протяните руку — может за нее ухватятся и тем самым добегут.